PravoDay

Если говорить об институте суррогатного материнства с позиции гендерной симметрии, то следует отметить особо два аспекта.

Первый касается соотношения суррогатного материнства и презумпции отцовства.

В российском семейном праве закреплено положение, известное как презумпция отцовства, согласно которому отцом ребенка, рожденного в браке, считается муж его матери (п.2 ст.48 СК). При регулировании отношений, возникающих в связи с суррогатным материнством, СК сохраняет за суррогатной матерью право оставить рожденного ею ребенка у себя и быть зарегистрированной в органах загса в качестве его матери.

Это положение вытекает из ст. 51 (ч.2 п.4), которая предусматривает, что "лица, состоящие в браке между собой и давшие свое согласие в письменной форме на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка (суррогатной матери)".

Однако, ни в Семейном кодексе, ни в каких-либо иных нормативных и правовых актах нет даже упоминания о тех правах и, главное, обязанностях, которые возникают в этой связи у мужа суррогатной матери, если она состоит в браке. При оформлении договора в медицинском учреждении о выполнении услуг по вынашиванию ребенка женщина, желающая выступить в роли суррогатной матери, подписывает соответствующий документ, в котором она выражает свое согласие на применение по отношению к ней соответствующих процедур. Согласия ее мужа при этом никто, как правило, не спрашивает. По крайней мере, такое требование нигде официально не закреплено.

Таким образом, если суррогатная мать, состоящая в браке, воспользуется своим правом оставить ребенка и зарегистрирует его в органах загса на свое имя, это автоматически будет означать, что отцом этого совершенно чужого ему ребенка будет зарегистрирован ее муж (со всеми вытекающими отсюда последствиями и, в первую очередь, обязанностью его содержать), хотя он мог возражать против того, чтобы его жена выступала в роли суррогатной матери либо вообще об этом не знать, если супруги живут раздельно. Нарушение прав мужчины в данном случае налицо, и его право оспорить впоследствии в судебном порядке свое отцовство, как представляется, не является надлежащим механизмом защиты его интересов. Единственной адекватной мерой, гарантирующей соблюдение его прав в рассматриваемой связи, является получение в обязательном порядке согласия мужчины на выполнение его женой услуг по вынашиванию ребенка. Необходимость получения такого согласия является объективно обусловленной, хотя это и ограничивает "свободный репродуктивный выбор" женщины. Представляется, что это именно та ситуация, которая в полной мере укладывается в рамки ст. 55 Конституции РФ, предусматривающей возможность ограничения прав и свобод человека "в целях защиты . прав и законных интересов других лиц" (п. 3).

Второй аспект связан с отношением к суррогатному материнству в принципе, которое в мире далеко не однозначное. Есть страны, в которых суррогатное материнство либо вообще запрещено, либо возможность его использования серьезно ограничена. Предложения о запрете суррогатного материнства высказываются и у нас в стране. В этой связи целесообразно привести мнение, высказанное в зарубежной юридической литературе о том, что запрет суррогатного материнства в значительно большей степени ущемляет права мужчин, чем женщин. Гендерный дисбаланс связан с тем, что женщины в случае бесплодия своих мужей, могут прибегнуть к искусственной инсеминации с использованием донорского материала, а мужья, в случае бесплодия их жен или невозможности выносить ребенка, без привлечения суррогатной матери такой возможности будут лишены, а значит - будут лишены вообще возможности иметь своего собственного сына или дочь.