PravoDay

В ситуации, когда у следователя существует возможность использования единственного тактического средства, применение которого неизбежно приводит к побочным неблагоприятным последствиям, Р.С. Белкин видит необходимым прибегнуть к дополнительному этическому критерию, носящему название принципа "меньшего зла".

В соответствии с ним следователь должен сопоставить вред, который может наступить от применения этого средства, и вред, могущий возникнуть в случае отказа от его применения".

Считая возможным руководствоваться данным положением, заметим, что сам по себе этот принцип не дает ответа на вопрос, остается ли следователь в рамках этических требований либо выходит за их пределы.

Следом за этим вопросом возникают и другие, а именно: является ли такой выход противоправным? Если такой выход не является противоправным, то является ли это доказательством существования особой профессиональной этики следователя, обязывающей должностное лицо ограничить общий нравственный статус лица, вовлеченного в уголовный процесс? Нельзя не увидеть, что само наименование указанного принципа наводит на мысль, что следователь все же выходит за рамки этических требований, пусть и вынужденно.

Представляется, что главная трудность точного, однозначного определения этичности поведения любого субъекта правоприменительной деятельности состоит в том, что выбранный им тот или иной способ действия должен быть одновременно и рациональным, и морально безупречным. Но если признак рациональности связан с явлением материального мира, т.е. способом действия, и может быть объективирован путем указания его конкретных свойств, то признак этичности характеризует не столько сам способ действия, сколько отношение к нему, его оценку. Видимо, по этой причине в ходе исследования определенных правовых проблем, имеющих существенное значение для перспектив развития общества, отмечается, что некоторые из них относятся к разряду явлений, которые в принципе невозможно решить нравственно безупречным образом.

Однако, на мой взгляд, это не является основанием для отказа в поиске возможностей правовой регламентации соответствующих общественных отношений, связанных с применением определенных методов: напротив, возрастает роль закона как нормативно-правового акта высшей юридической силы.

Следует иметь в виду, что законодательство и правоприменительная практика во многом отражают господствующие в обществе взгляды на понимание роли нравственности, способы и пути решения тех или иных этических коллизий. Говоря о традициях отечественной дореволюционной исследовательской мысли, отдельные авторы отмечают, что собственные начала русской научной школы основываются на нравоучительной морали, покоящейся на немецкой философии; в тех же случаях, когда исследователь сталкивался с уголовно-процессуальной практикой, не соотносящейся с философско-догматическими абстракциями немецкой философии, он уходил в область изучения исторических судеб русского уголовного права. Учет данных положений приводит отдельных авторов к мысли о том, что увлекаться в настоящее время дореволюционными доктринами нравственных положений уголовного судопроизводства, особенно теми, которые имеют в своем основании западноевропейскую юридическую мысль, не следует.

В равной мере это замечание относится и к современным зарубежным доктринам. К примеру, рассуждая о возможности и необходимости строгого разграничения таких альтернатив, как справедливость или польза, зарубежные авторы приходят к выводу о том, что, во-первых, существует несколько интерпретаций справедливости, во-вторых, иногда право отвергает всякую целесообразность справедливости, предпочитая ей мир, порядок и безопасность. Таким образом, идеологической основой правовой системы мшут быть и идеи пользы, и идеи справедливости, выступающие в такой роли либо поочередно, либо одновременно.